30-летие со дня преставления исповедника веры архиепископа Кассиана (Ярославского)

20 марта 2020 года – пятница 3-й седмицы Великого поста, празднование в честь иконы Пресвятой Богородицы «Споручница грешных»; 30 лет со дня преставления ко Господу архиепископа Костромского и Галичского Кассиана (Ярославского) - мужественного исповедника веры, подвижника благочестия и мудрого святителя Русской Православной Церкви ХХ столетия.

Митрополит Астанайский и Казахстанский Александр по завершении Литургии Преждеосвященных Даров святителя Григория Двоеслова в Софийском соборе Иверско-Серафимовского монастыря города Алма-Аты совершил заупокойную литию по приснопамятному архиепископу Кассиану (Ярославскому).

Архиепископ Кассиан был предшественником митрополита Александра на Костромской кафедре, которую возглавлял с 1964 по 1988 годы.
 
Редакция сайта Mitropolia.kz предлагает вниманию посетителей статью «Свидетель эпохи», посвященную жизни и трудам архиепископа Кассиана (Ярославского). Автор – архиепископ Костромской и Галичский Александр (ныне – митрополит Астанайский и Казахстанский).

СВИДЕТЕЛЬ ЭПОХИ

Будущий архипастырь родился в семье потомственного священника Николая Ярославского, служившего в Ильинском храме села Золоторучье Ярославской епархии, в окрестностях города Углича. Супруга отца Николая, Анфиса Евграфовна, также принадлежала к священническому роду. К тому времени у отца Николая было пять дочерей. Искренне желая иметь сына, глава семейства даже предпринял пешее паломничество в Троице-Сергиеву лавру и у мощей игумена земли Русской дал обет: если Господь дарует ему сына, назвать ребенка Сергием — в честь Радонежского чудотворца.

Автобиографические записки владыки Кассиана, названные им «Жизнь под осенением иконы Богоматери Феодоровской от начала и до сего дня», так повествуют о его рождении (о себе владыка пишет здесь в третьем лице): «10 августа старого стиля 1899 года родился, к немалому родительскому утешению и их родных и знаемых удовольствию, Сергий Николаевич Ярославский — будущий пастырь, а в дальнейшем и архипастырь Святой Православной Церкви. По некоторым обстоятельствам, Таинство Святого Крещения новорожденному прилучилось принимать в понедельник, на второй день праздника Успения Божией Матери и в праздники в честь Нерукотворенного Образа Спасителя и образа Божией Матери Феодоровского, то есть 16 августа старого стиля... Феодоровским Своим образом не предначала ли Пречистая Богоматерь благодатно осенять некоторые важнейшие моменты его жизни и немалые годы его священнослужения пред сим образом (в Угличе, Ярославле и Костроме)?».

Действительно, многие знаменательные даты судьбы владыки Кассиана, как мы увидим ниже, были связаны с церковными празднованиями в честь чудотворной Феодоровской иконы Божией Матери — главной святыни Костромского края, с XIII века по наши дни пребывающей в Костроме.

Сергей Ярославский рос тихим и скромным мальчиком. Под духовным руководством родителя он очень рано ощутил призвание к церковной жизни. Спустя много лет владыка вспоминал: «Отец мне часто говорил в пользу избрания священного служения: что это самое благородное, чистое, высокое служение — лучшее всех житейских земных должностей и чинов. От отца я перенял обычай ставить на письмах и сочинениях знак креста, также — обычай креститься, мимоходя храма Божия или видя его издали, где бы то ни было. В семье нашей всегда соблюдались посты и дни постные. Бывая в гостях, я всегда подражал отцу, садясь с ним рядом и, например, Великим постом не вкушал рыбного... Я усвоил и пение церковных молитв и копировал службы церковные, устраивал в зале подобие алтаря из стульев, одевал на плечи большой платок и пел по книге разные службы... Возрастая, я любил петь все церковное, что знал на память. С удовольствием, получив благословение отца, я стал вставать на клирос — петь и читать; получал за чтение похвалы от богомольцев храма и просьбы чаще читать».

В 1905 году Сергей тяжело заболел краснухой и скарлатиной. Отец Николай глубоко переживал страдания сына, но при этом молился: «Господи! Если наш сын — в опасности стать в будущем плохим человеком, пусть лучше умрет теперь. А если предвидится быть истинным чадом и служителем Церкви, даруй ему выздороветь и жить». Родители дали обет: если сын выздоровеет, отвезти его на богомолье в Саровскую пустынь.

По окончании Сергеем первого класса Угличского духовного училища, в июне 1910 года, во исполнение обета Анфиса Евграфовна с Сергеем и его старшей сестрой Александрой отправились в Саров. «Здесь мы помолились, — вспоминал владыка, — и поклонились на всех святых местах подвижничества угодника Божия, заезжали в монастыри Дивеев и Понетаев. Намеревались быть и у блаженной Параскевы, но она в те дни болела и никого не принимала. Видели только некоего почитаемого старца-монаха, что-то моей маме о мне изрекшего, но она никому этого не открыла».

В 1914 году. по окончании Угличского духовного училища, Сергей поступил в Кашинскую духовную семинарию. Проживая в Кашине на квартире у священника Сергия Соколова, он так же строго соблюдал постные дни, как и дома, даже в будние дни часто ходил на ранние литургии в городской собор, где почивали святые мощи благоверной княгини Анны Кашинской. Товарищи немного подтрунивали над юношей, называли «монахом», но это его совсем не обижало. Учился Сергей с удовольствием и прилежно — по собственному выражению архипастыря, «почти на круглые пятки (пятерки — А.А.)». По окончании третьего класса, летом 1916 года, Сергей полтора месяца гостил в Казани в семье старшей сестры и ее супруга священника Александра Лебедева, доцента Казанской духовной академии. Здесь ему довелось молиться за Божественной литургией, которую служили три архиерея: архиепископ Казанский и Свияжский Иаков и его викарии, епископы Чебоксарский Борис и Чистопольский Анатолий. «Служение трех архиереев, — вспоминал владыка Кассиан, — было для меня редкостью, и я после с увлечением рассказывал об этом родным и товарищам. Последние, как бы в шутку, предсказывали мне, что и я буду архиереем...»

В 1917 году Кашинская семинария была закрыта. Сергею Ярославскому удалось без экзаменов поступить в угличскую школу второй ступени, а затем — в бывший Демидовский юридический лицей в Ярославле. Однако, как писал владыка, «мне не пришлось учиться по обстоятельствам военного времени и бытовым трудностям». В мае 1919 года Сергея призвали на военную службу и зачислили в тыловое ополчение. Все лето он был на работах в Рыбинске, при каждой возможности посещая богослужения в городских храмах. Здесь Сергей заболел экземой и получил отпуск для лечения на месяц, а вскоре его военная служба закончилась. Архипастырь вспоминал: «После побывки на лечении и отдыха в домашней обстановке у родителей, явился я в Ярославль на медицинскую комиссию и получил неожиданное (истинно — воля Божия!) освобождение от военной службы по слабости зрения (близорукости), так как я с десятилетнего возраста носил очки».

Сергей Ярославский вернулся в родительский дом. Здесь он «стал много читать книг богословского и вообще духовного содержания, особенно проповедей разных проповедников, так как наметил себе определенную цель — быть пастырем, может быть и монахом, но обязательно проповедником». Сергей и сам начал составлять проповеди; вначале их зачитывал на богослужениях его родитель, но однажды отец Николай сказал сыну: «Что же я все читаю твои проповеди? Читай их сам!» Владыка Кассиан писал: «Мне это приятное делание хотя и желательно было, но я очень робел. И самый первый раз меня он (отец — А.А.) вывел, подталкивая в спину, на амвон — с тетрадью в моей руке. “Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа”, — и с благословения родительского началось мое смиренное и убежденное проповедание Слова Божия, которое я очень возлюбил и проповедовал очень часто».     

В 1920 году Сергей Ярославский поступил служащим в угличское уездное статистическое бюро. Тогда же состоялось его знакомство со священномучеником Серафимом (Самойловичем; † 1937): «Почти одновременно с моим устройством на статистическую работу узнал обо мне, как готовящемся к священству, епископ Угличский Серафим и рукоположил меня в первый чин церковного служения — чтеца в Ильинской церкви родного села, где я с детских лет “церковничал”... Это посвящение в стихарь было в храме Богоявленского женского монастыря в праздник Феодоровской иконы Божией Матери, осенившей ранее мое духовное рождение, а теперь и начало моего вожделенного служения Святой Церкви». Владыка Серафим стал приглашать Сергея для произнесения проповедей за архиерейскими службами и даже хотел рукоположить его целибатом, но на это, учитывая молодость Сергея, не дал согласия управляющий епархией. Архиепископ Кассиан рассуждал: «Мне иногда непонятным представлялось, почему мне с молодых лет не удалось встать на путь священства безбрачного? Впоследствии я понял, что Господь хранил меня от больших опасностей, Ему Единому ведомых, могущих сократить мою деятельность церковную...».

В июне 1922 года епископ Серафим был арестован. Сергей, оставшись без своего наставника, по совету родителей решился принять священство после женитьбы. 15 июля 1923 года он венчался с дочерью священника из села Спасского; но при этом, как вспоминал владыка, «некий внутренний голос мне сказал: “Все равно ты будешь монахом”; может быть, предвестием последнего было и то, что мне привел Бог грядущую ночь (перед венчанием — А.А.) провести в чтении канонов и акафистов». 12 августа 1923 года состоялось его рукоположение в сан диакона (в г. Ярославле), а через день — во священника, в Успенском соборе г. Ростова. «Знаменательным и пророчественным я считаю для себя то, — писал архипастырь, — что первым моим послушанием оказалось несение Святого Креста на блюде после освящения воды в озере Неро, при прекрасном трезвоне всех ростовских колоколов, и даже то, что первое иерейское благословение испросила у меня монахиня». Накануне праздника Преображения Господня, под колокольный звон перед началом всенощного бдения, отец Сергий вернулся в Углич. На Преображение он совершил Божественную литургию в Ильинском храме родного села Золоторучье, в присутствии родителей и младшего брата.

23 августа 1923 года, в день своего 24-летия, священник Сергий Ярославский начал служить в своем первом приходском храме — Никольской церкви на Песках в Угличе. Владыка Кассиан вспоминал: «С очень большой радостью и высоким подъемом духа я вступил в труд давно желаемого священства, предстояния Престолу Господню, ежедневного почти служения и ежепраздничного проповедания Слова Божия... С наступлением зимнего времени я начал проповедовать и за всенощными бдениями (объяснения Евангелия), и за вечернями с акафистами (катехизические темы). Я всегда помнил и сознавал свой прямой долг — проповедовать благовременно и безвременно (2 Тим. 4,2). Говорил почти всегда и при совершении погребений и венчаний».

Вернувшийся в Углич из заключения священномученик Серафим с радостью приветствовал своего помощника и, как прежде, стал приглашать его для произнесения поучений за архиерейскими службами. Возведенный в сан архиепископа, владыка Серафим неоднократно брал священника Сергия Ярославского с собой в поездки по приходам. Через два года после назначения в храм на Песках отец Сергий был перемещен для служения в угличскую Никольскую церковь на Сухом пруде. В 1928 году священномученика Серафима вновь арестовали; осенью того же года Николо-Сухопрудный храм был захвачен обновленцами, и отец Сергий стал служить в Ильинском храме села Ильинского Угличского уезда. Но трудиться на новом месте ему довелось недолго: гонения на Церковь ширились, и 21 ноября 1929 года подвергся аресту сам отец Сергий — его отправили в ссылку на три года. Так начался крестный путь будущего архипастыря — по его собственным словам, «в общем составе 11 лет переживаний, трудов и болезней, особого вида благовестия Христова». Старик-алтарник храма Гавриил Алексеевич сказал арестованному отцу Сергию на прощание: «Имеешь драгоценный камень — храни его!» Как писал владыка, эта «краткая проповедь была мне многие годы очень памятна и полезна».

О дальнейших событиях владыка Кассиан вспоминал так: «Три года невольного отчуждения от любимых дел служения Богу и благовествования Христова не умалили, но, скорее, укрепили меня на избранном с детства поприще. Возвращаясь (после дальнего Северного края, смененного на не менее близкий — Казахский) через г. Кашин, где когда-то учился, и приближаясь к родному Угличу пешком, я был радостен и пел Пасху, благодаря Бога за все. Пятимесячный промежуток (как бы для отдыха и укрепления духовно-телесных сил, не без милости Божией мне данный) проведен был среди родной семьи и прежнего Ильинского прихода в таковом же, как и прежде, церковном служении и возможном проповедании. А потом снова (с 5 февраля 1933 года) ровно на 8 лет — второе невольное отчуждение (владыка так иносказательно говорит об аресте и заключении — А.А.), при новом, уже как бы пророческом, напутствии от того же старца Гавриила: “Вот, — сказал он мне, — ты хотел в молодости быть монахом, так ты теперь и монах — на восемь-то лет”...».

В заключении произошел случай, который сам владыка считал предзнаменованием. При очередном медицинском освидетельствовании врач, видя у отца Сергия длинные волосы, шутливо спросил: «Видно, Ярославский по выходе на волю опять собирается служить попом?» Другой врач, женщина, ответила за отца Сергия: «А вы ему скажите: только бы освободиться, еще архиереем буду».

Некоторое время батюшка находился в ярославской тюрьме в Коровниках, где тогда, в числе многих арестованных священнослужителей, пребывал и священномученик Никодим, архиепископ Костромской и Галичский. Спустя много лет владыка Кассиан писал: «Среди нашего брата священников стало тогда известно, что в одиночной камере содержится святитель Русской Православной Церкви архиепископ Никодим Костромской, который мужественно держится на допросах, претерпевает пытки и жестокие издевательства».

Пока будущий архипастырь томился в заключении, скончался его отец, были арестованы сестра и ее муж. Вследствие заражения крови отец Сергий едва не лишился ноги, проколов ее ржавым гвоздем в Рыбинской колонии, и более трех месяцев находился в больнице, — однако это избавило его от грозившей смертью отправки на этап. В колонии отец Сергий получил известие, что его брак распался, но дети священника помнили и любили родителя. Одна из дочерей, только научившись писать, сделала на своей фотокарточке, отправленной отцу, трогательную надпись: «Милому папочке, которого я люблю и о котором молюсь». Эту фотографию владыка Кассиан хранил при себе до конца жизни. Сам он вспоминал: «Когда сестра Зинаида мне письменно сообщила о происшедшем в моем семействе крахе, я мгновенно осенен был уже успокоительной мыслью: “Видно верно, что мне надлежит быть монахом”, — и оградил себя крестным знамением».
В феврале 1941 года больной и изможденный отец Сергий, освобожденный из колонии, располагавшейся вблизи закрытого Толгского монастыря, вернулся в Углич, где его радостно встретила мать. Родные и знакомые узнавали батюшку с трудом — он выглядел семидесятилетним старцем. Три месяца спустя он был назначен настоятелем угличского Димитриевского храма, и служил там практически ежедневно на протяжении более полутора лет. После некоторого перерыва, связанного с перемещением на другой приход, в апреле 1943 года отец Сергий получил указ быть настоятелем Михаило-Архангельской церкви села Архангельского в Угличском районе; здесь еще диаконом служил его покойный отец, а ранее — деды и прадеды по линии матери. 3 июня 1948 года архиепископом Димитрием (Градусовым) отец Сергий был пострижен в монашество с именем Кассиан — в честь преподобного Кассиана Угличского, и уже в 1949 году был удостоен сана игумена. Перед постригом Анфиса Евграфовна благословила сына на монашеский путь иконой Божией Матери «Умиление».

Служение в Архангельском на протяжении почти восемнадцати лет стало временем становления отца Кассиана как пастыря-подвижника. Служил он 4—5 раз в неделю, службы были долгими, по монастырскому уставу. Жил батюшка в самом храме, в небольшой келье под колокольней; половину кельи занимала его библиотека. Здесь же на приходе, воспитываемая крестной, жила его дочь Надежда — младшая из четырех детей. В скором времени на приходе образовалась крепкая община, духовным центром которой был игумен Кассиан, ревностно заботившийся о благолепии храма, с отеческим вниманием, любовью и, при необходимости, строгостью опекавший свою паству.

1 сентября 1956 года, на 91-м году жизни, скончалась Анфиса Евграфовна, мать будущего владыки. Как вспоминал архипастырь, она «последние 1—2 месяца была очень слабая, а последние дни почти недвижно лежала в полном сознании; я ее часто причащал Святых Таин». На отпевании отец Кассиан произнес слово, в котором «хвалил обоих родителей редкостное благочестие и их главнейшую заботу — чтобы чада были верующими и преданными Церкви».    

В 1958 году игумен Кассиан окончил заочный сектор Ленинградской духовной академии со степенью кандидата богословия, в январе 1961 года был вновь назначен настоятелем Димитриевского храма в Угличе и вскоре возведен в сан архимандрита. 26 марта 1961 года состоялась его хиротония во епископа Угличского, викария Ярославской епархии. Владыка вспоминал: «25 марта в Троице-Сергиевой Лавре состоялось мое наречение, а 26 марта — моя хиротония во епископа Богоспасаемого града Углича... К вечеру того же дня — в канун праздника иконы Божией Матери Феодоровской — я с епископом Никодимом (Ярославским и Ростовским, впоследствии митрополитом Ленинградским и Новгородским — А.А.) прибыл в г. Ярославль, а на другой день вместе с ним служил Божественную литургию первый раз в архиерейском сане... Святое крещение мое, принятие низшего чина церковного (чтеца — А.А.) и возведение в высший сан архиерейский осенены благословением Божиим чрез пречестный образ Богоматери Феодоровский».

С 14 мая 1963 года Преосвященный Кассиан являлся епископом Новосибирским и Барнаульским, а с 20 мая 1964 года до ухода на покой в декабре 1988 года — архиепископом Костромским и Галичским. Почти четверть века его жизни прошли в Костроме, главная святыня которой — чудотворная Феодоровская икона Божией Матери — осеняла весь земной путь архипастыря. Жил он в небольшом деревянном доме на улице Лавровской рядом с Иоанно-Златоустовским храмом; здесь же, в трех маленьких полуподвальных комнатах, размещалось епархиальное управление.

Гонения на Православную Церковь в ХХ веке не обошли Кострому стороной: вскоре после революции были закрыты все монастыри Костромской епархии, в 20—30-х годах происходило массовое закрытие приходских храмов, в 1934 году подвергся полному уничтожению соборный ансамбль Костромского кремля. Тем не менее на всем протяжении эпохи богоборческих гонений только в областном центре оставались действующими три храма, богослужение в них не прекращалось; продолжалась церковная жизнь и в немалом (для того времени) числе сельских приходов. В этом нельзя не видеть особой милости Божией к Костроме: ведь к началу сороковых годов ХХ столетия в 25 российских областях не было ни одного действующего храма, в 20 областях оставалось не более 5 церквей... Промысл Божий сохранил в церковных стенах и главную святыню Костромского края — чудотворную Феодоровскую икону Божией Матери. Ко времени вступления на кафедру архиепископа Кассиана она пребывала в костромском Воскресенском кафедральном соборе (с 1991 года образ Царицы Небесной находится в восстановленном Богоявленско-Анастасиином кафедральном соборе г. Костромы).

Управление Костромской епархией, немногочисленной по числу жителей, но обширной по территории, требовало от владыки Кассиана больших трудов и сил. Верными помощниками архипастыря стали костромские священнослужители: секретарь Епархиального управления протоиерей Константин Ильчевский (ныне — клирик кафедрального собора, почетный гражданин г. Костромы), настоятель кафедрального собора протоиерей Иоанн Щербан († 1995); духовник епархии, постриженник Киево-Печерской лавры архимандрит Поликарп (Будаква; † 1996); многократно подвергавшийся гонениям за проповедь Слова Божиего протоиерей Владимир Степанов († 1992); схиархимандрит Серафим (Борисов; † 1994) — исповедник, 16 лет жизни которого прошли в тюрьмах и лагерях, в том числе и на Соловках. Очень важным было и то, что на протяжении многих лет уполномоченным Совета по делам религий по Костромской области являлся Михаил Васильевич Кузнецов — человек, с искренней любовью относившийся к Церкви и ее служителям, делавший все возможное для смягчения давления на Церковь со стороны атеистической государственной бюрократии.

Епископ Архангельский и Холмогорский Тихон, сын протоиерея Владимира Степанова, вспоминает о своих детских годах: «Обычно на Литургии я, мои братья и сестры с мамой или бабушкой стояли среди молящихся; но так как мы нередко оказывались единственными детьми в храме, бабушки-прихожанки пропускали нас вперед, к архиерейской кафедре, чтобы мы лучше видели богослужение. Духовенство и иподиаконы архипастыря хорошо знали нас и разрешали во время службы присаживаться на край кафедры. Однажды во время пения антифонов, когда на кафедре находился сам владыка Кассиан, я оказался совсем рядом с ним и навсегда запомнил обращенный на меня его ласковый взгляд, как у доброго дедушки... Владыка Кассиан очень любил служить и делал это истово, неспешно и торжественно. Божественные литургии были весьма протяженными; начинались они с уставной встречи архипастыря в храме, а затем, в ходе Литургии, владыка очень много времени уделял поминовению живых и усопших во время Херувимской песни. Пока архиепископ Кассиан совершал поминовение, хору приходилось исполнять Херувимскую несколько раз, поэтому регенты перед архиерейской службой заранее готовили песнопения трех или четырех композиторов (в особенности владыка любил Херувимскую Львова). Во время богослужений я ни разу не видел, чтобы владыка Кассиан на кого-либо повысил голос — хотя духовенству, отвлекающемуся или беседующему за службой, он с отеческой строгостью делал замечания. Вообще в то время многие — и священнослужители, и прихожане — искренне почитали владыку как старца высокой духовной жизни».

В ноябре 1988 года архиепископ Кассиан, достигший преклонных лет и отягощенный многими болезнями, ушел на покой и переселился в Ярославль к своей дочери Марии. После назначения на Костромскую кафедру в сентябре 1989 года мне часто приходилось посещать архиепископа Кассиана и подолгу беседовать с ним. Это были незабываемые встречи: искренняя любовь к ближним и духовная мудрость в первые же минуты общения располагали к владыке любого собеседника, а его увлекательные рассказы становились живым свидетельством истории Церкви. Именно от владыки Кассиана мне впервые довелось услышать имена подвижников и исповедников земли Костромской: преподобного Тимона, старца Надеевского (прославленного в лике местночтимых святых Костромской епархии в 2003 году), священномученика архиепископа Никодима (Кроткова), новомучеников Солигаличских, священномученика иерея Василия Разумова — после местной канонизации прославленных Архиерейским Собором 2000 года в сонме новомучеников и исповедников Российских; игумении Веры (Меркуловой), монахини Ангелины (Борисовой), иеросхимонаха Серафима (Сазанова).

20 марта 1990 года девяностолетний архиепископ Кассиан мирно отошел ко Господу. 22 марта, после отпевания в Воскресенском кафедральном соборе Костромы, которое возглавили архиепископ Ярославский и Ростовский Платон (ныне митрополит Аргентинский и Южноамериканский) и автор статьи, тело владыки, согласно его завещанию, предали земле в Угличе, рядом с родительскими могилами на церковном кладбище при Димитриевском храме.

Добрая память о владыке Кассиане — мудром и опытном святителе Церкви Христовой, духоносном наставнике своей паствы, неустанном проповеднике Слова Божиего, исповеднике ХХ столетия — ныне благоговейно хранится священнослужителями и верующими Костромской епархии.